Что читаем
дальше?
Всё просто: вы голосуете, модераторы книжного клуба пыхтят над калькулятором и объявляют победителя, у «второго места», возможно, будет второй шанс на следующих голосованиях.

Что читаем дальше?

Всё просто: вы голосуете, модераторы книжного клуба пыхтят над калькулятором и объявляют победителя, у «второго места», возможно, будет второй шанс на следующих голосованиях. Прежние анонсы — ниже.

Март'25

Дата встречи: выяснится позже. Обычно 3-я или 4-я суббота месяца.

  • «Йеллоуфейс»

    Ребекка Ф. Куанг
    Анна:
    Это книга, которая оставила очень много вопросов — во всех смыслах. Как в хорошем (Куанг затрагивает несчетное число тем для обсуждения, особенно, если вы имеете хоть какое-то отношение к взаимодействию с текстами и читателями), так и не в очень хорошем (кое-где я лично вижу ту самую творческую беспомощность, о которой, среди прочего, пишет Куанг).

    В Штатах «Йеллоуфейс» предсказуемо стал бестселлером и одним из самых обсуждаемых романов прошлого года — это на самом деле очень полемичная и даже провокационная книга, там есть, о чем поговорить. В России выход «Йеллоуфейс» неожиданно обернулся скандалом вокруг перевода, за который пришлось публично извиняться, отзывать и исправлять (если читаете в переводе, надо брать издание 2025-года с пометкой «Новая редакция».)

    Несмотря на то, что текст Куанг мне не кажется шедевром даже в оригинале, это книга, про которую хочется поговорить. Потому что, по-моему, еще никто не показывал так правдиво ни современный издательский бизнес, ни творческий процесс, ни читательский мир.
  • «Полиция памяти»

    Ёко Огава
    Тимур:
    С одной стороны — занимательное фантастическое допущение в сюжете. С другой — депрессивные кндр-ы есть у нас дома™. Так что номинирую не без колебаний.

    Жизнь девушки в мире, который по кусочку забывает сам себя, история о пределах контроля и насилия, иногда о любви, постоянно — о памяти, её устройстве, её ценности.

    Азиаты, конечно, делают поэзию даже из антиутопий... ну или — особенно из антиутопий. Пусть разговоров про сердца, на мой вкус, многовато, и всё не без сюжетных дыр, но интригу и саспенс Огава наводить умеет.

    (за наводку на книгу — спасибо Зои)
  • «Табия тридцать два»

    Алексей Конаков
    Тоника:
    Когда мне было пять, я поставила папе мат. Он, во-первых, зазевался, а во-вторых за серьезного соперника в шахматах меня изначально не держал, потому расхохотался от удивления. Он, как многие в то время, выписывал шахматные журналы, решал шахматные задачи и занимался благородным состязанием умов, творчеством, искусством, а не просто игрой.

    Алексей Конаков попытался представить Россию в начале 2080-х и увидел, что в результате Переучреждения культуру заменили шахматы, страна бедна, заперта в международном карантине, но счастлива. Почему нет? Из сегодня кажется, что мир в будущем может стать любым.

    Табия тридцать два — это остроумная, трогательная фантастика, пропитанная шахматными образами, именами и словами (не пугайтесь, там все понятно). А утопия это или антиутопия? Мы можем обсудить и решить вместе.

Что выберете?

Приоритет
Второе место
Наименее желанно

В предыдущих сериях:

Какие книги мы обсуждали на созвонах? Клики по некоторым обложкам откроют вам анонсы, написанные модераторами клуба.

Тимур: Газданова много сравнивали с Набоковым, и это меня удивляет: слишком много у них различий. Но из тех, кто мог стать классиком, он, может быть, самый незаслуженно-неизвестный читательским массам. «Эвелина...» — его последний роман, и мне даже интереснее поговорить о его недостатках, чем о его достоинствах. В романе — дружба, любовные истории, поиски себя, много точных наблюдений про людей и оптимистичный vibe. Сможем немного передохнуть от тревожных экзистенциальных глубин, в которых на встречах плаваем :)
Тимур: Газданова много сравнивали с Набоковым, и это меня удивляет: слишком много у них различий. Но из тех, кто мог стать классиком, он, может быть, самый незаслуженно-неизвестный читательским массам. «Эвелина...» — его последний роман, и мне даже интереснее поговорить о его недостатках, чем о его достоинствах. В романе — дружба, любовные истории, поиски себя, много точных наблюдений про людей и оптимистичный vibe. Сможем немного передохнуть от тревожных экзистенциальных глубин, в которых на встречах плаваем :)
Тимур: «Экспериментальный философско-документальный роман», «романс» (это буквально с обложки), anyway, неординарная конструкция: личный биографический слой копания в семейной истории, погружения в чужие истории, эссе о природе прошлого, природе фотографии, короче — природе и мутациях памяти как таковой. Третий российский номинант международного Букера (после Улицкой и Сорокина), семь, что ли, тиражей, 28, что ли языков перевода Степанова полиморфна: исследователь, медиаменеджер, поэт. Язык поэта помножился тут на глубину размышления и получилась очень насыщенное... даже не высказывание, а целое облако смыслов, огромный рой наблюдений, воспоминаний и образов. «Я часто представляю себе, как за столетия подземной жизни информация смерзается в огромное коллективное тело, очень похожее на тело самой земли — уплотненное миллионами жизней, утративших былые значения, лежащих вповалку, без надежды на то, что кто-то опознает их и различит».
Тимур: «Экспериментальный философско-документальный роман», «романс» (это буквально с обложки), anyway, неординарная конструкция: личный биографический слой копания в семейной истории, погружения в чужие истории, эссе о природе прошлого, природе фотографии, короче — природе и мутациях памяти как таковой. Третий российский номинант международного Букера (после Улицкой и Сорокина), семь, что ли, тиражей, 28, что ли языков перевода Степанова полиморфна: исследователь, медиаменеджер, поэт. Язык поэта помножился тут на глубину размышления и получилась очень насыщенное... даже не высказывание, а целое облако смыслов, огромный рой наблюдений, воспоминаний и образов. «Я часто представляю себе, как за столетия подземной жизни информация смерзается в огромное коллективное тело, очень похожее на тело самой земли — уплотненное миллионами жизней, утративших былые значения, лежащих вповалку, без надежды на то, что кто-то опознает их и различит».
Анна: У Мадлен Миллер я читала «Песнь Ахилла», и она меня удивила. Оказалось, что можно не переосмыслять античный миф на новый лад, превращая его в экзистенциальную притчу, а просто пересказать близко к тексту. И этого достаточно, чтобы получилась современная проза — умная, лиричная и захватывающая, несмотря на знакомый с детства сюжет. В «Цирцее» Миллер делает то же самое — бережно пересказывает миф, с той разницей, что сюжет на этот раз чуть менее растиражирован. Цирцея — первая в античном пантеоне женщина-колдунья, волшебница, ведьма. Ее история — это история про открытие и принятие собственного могущества, про саморазрушение и самосозидание, унижение и обретение силы. История про то, что значит быть женщиной — во все времена.
Анна: У Мадлен Миллер я читала «Песнь Ахилла», и она меня удивила. Оказалось, что можно не переосмыслять античный миф на новый лад, превращая его в экзистенциальную притчу, а просто пересказать близко к тексту. И этого достаточно, чтобы получилась современная проза — умная, лиричная и захватывающая, несмотря на знакомый с детства сюжет. В «Цирцее» Миллер делает то же самое — бережно пересказывает миф, с той разницей, что сюжет на этот раз чуть менее растиражирован. Цирцея — первая в античном пантеоне женщина-колдунья, волшебница, ведьма. Ее история — это история про открытие и принятие собственного могущества, про саморазрушение и самосозидание, унижение и обретение силы. История про то, что значит быть женщиной — во все времена.
Анна: Это книга, которую я не читала, но очень хочу и буду рада прочитать вместе с вами. У Водолазкина я читала «Авиатора», и это лучшее, что я читала на русском языке за долгое время. Говорят, что «Лавр» еще лучше. Пробежав глазами пару глав и почитав отзывы, предвижу, что «Лавр» — это «филологическая проза». Роман написан на русском, древнерусском, и «советском» языках, стилизован под житие и, по словам автора, являет собой «неисторическую прозу». Наблюдать за переизобретением жанра всегда интересно, еще интереснее посмотреть, за счет чего автору удалось избежать «картонной архаики, „древнерусской тоски“ и тяжеловесного резонёрства» (а, говорят, удалось). В России книга за 10 лет с момента издания собрала все доступные премии, в мире переведена на 30 языков.
Анна: Это книга, которую я не читала, но очень хочу и буду рада прочитать вместе с вами. У Водолазкина я читала «Авиатора», и это лучшее, что я читала на русском языке за долгое время. Говорят, что «Лавр» еще лучше. Пробежав глазами пару глав и почитав отзывы, предвижу, что «Лавр» — это «филологическая проза». Роман написан на русском, древнерусском, и «советском» языках, стилизован под житие и, по словам автора, являет собой «неисторическую прозу». Наблюдать за переизобретением жанра всегда интересно, еще интереснее посмотреть, за счет чего автору удалось избежать «картонной архаики, „древнерусской тоски“ и тяжеловесного резонёрства» (а, говорят, удалось). В России книга за 10 лет с момента издания собрала все доступные премии, в мире переведена на 30 языков.
Анна: «Море спокойствия» Эмили Сент-Джон Мандел называют «меланхоличной сказкой о путешествиях во времени, космосе и одиночестве». С виду в романе есть все атрибуты научной фантастики (от машины времени до жизни на Луне), но достаточно ли этого, чтобы воспринимать его как science fiction? Или это пример эволюции жанра? Или что-то совсем другое? (Тогда что именно?) У текста Мандел характерная «меланхоличная» интонация. Как (за счет чего?) автор ее добивается? Как интонация влияет (если влияет) на восприятие жанра? Стержень сюжета — путешествия во времени. Это книга про будущее? Или про прошлое? Как (какими средствами) автор работает со временем? Главным референсом к «Морю спокойствия» обычно называют «Облачный атлас». Митчелла. Насколько это корректно? Приходят ли на ум другие литературные ассоциации? Какие и почему?
Анна: «Море спокойствия» Эмили Сент-Джон Мандел называют «меланхоличной сказкой о путешествиях во времени, космосе и одиночестве». С виду в романе есть все атрибуты научной фантастики (от машины времени до жизни на Луне), но достаточно ли этого, чтобы воспринимать его как science fiction? Или это пример эволюции жанра? Или что-то совсем другое? (Тогда что именно?) У текста Мандел характерная «меланхоличная» интонация. Как (за счет чего?) автор ее добивается? Как интонация влияет (если влияет) на восприятие жанра? Стержень сюжета — путешествия во времени. Это книга про будущее? Или про прошлое? Как (какими средствами) автор работает со временем? Главным референсом к «Морю спокойствия» обычно называют «Облачный атлас». Митчелла. Насколько это корректно? Приходят ли на ум другие литературные ассоциации? Какие и почему?
Тоника: Каждая из историй “Земли случайных чисел” — очередное фантастическое допущение, очередной альтернативный мир (очень похожий на наш) и очередная полностью непредсказуемая развязка. Магия, двойничество, люде-копирование, перемотка жизней обратно — полный набор. Названия уже интригуют: - Сад для игры в волка - Ваша копия вам не верна - Охота на птиц в подводном городе - Внутри кита пустота - Тибетская книга полумертвых Как выразился Тимур, «фантазия у автора бешеная», Марианна же воскликнула: «Как такое вообще придумывают?!» Язык, стиль Замировской — то остро-точный, то причудливо-образный, та самая обманчивая «простота выражения», которую освоить — годы работы. Цитата из отзыва читателя: “Если вы любите загадочные необъяснимые истории, порой странно вплетающиеся в нашу материалистическую реальность и то ли сводящие с ума, то ли заставляющие подозревать, что вы уже немножко ку-ку, и всё вокруг — плод вашего воображения, то книга попадет вам в самое сердце”.
Тоника: Каждая из историй “Земли случайных чисел” — очередное фантастическое допущение, очередной альтернативный мир (очень похожий на наш) и очередная полностью непредсказуемая развязка. Магия, двойничество, люде-копирование, перемотка жизней обратно — полный набор. Названия уже интригуют: - Сад для игры в волка - Ваша копия вам не верна - Охота на птиц в подводном городе - Внутри кита пустота - Тибетская книга полумертвых Как выразился Тимур, «фантазия у автора бешеная», Марианна же воскликнула: «Как такое вообще придумывают?!» Язык, стиль Замировской — то остро-точный, то причудливо-образный, та самая обманчивая «простота выражения», которую освоить — годы работы. Цитата из отзыва читателя: “Если вы любите загадочные необъяснимые истории, порой странно вплетающиеся в нашу материалистическую реальность и то ли сводящие с ума, то ли заставляющие подозревать, что вы уже немножко ку-ку, и всё вокруг — плод вашего воображения, то книга попадет вам в самое сердце”.
Тоника: В июне мы читаем роман “Клара и солнце” лаурета букеровской и нобелевской премий Кадзуо Исигуро. Клара - искусственный интеллект в форме андроида ИП (индивидальная подруга), она рассказывает нам свою историю, начиная с того, как ее покупают в магазине для девочки-подростка Джози. Смотреть на мир глазами андроида одновременно и странно, и очень интересно. Клара еще не опытна и суть увиденного не всегда ей понятна. Поэтому, следуя за ее мыслью, мы то и дело пытаемся разгадать, о чем она говорит, и иногда попадаем в такое же затруднение, как она. Этот мир будущего непрост - новая этика, новые ценности, новые социальные классы, новые проблемы. Хотя проблемы нам знакомы - одиночество, несправедливость, сомнение в своих решениях, потерянность. Клара наблюдательна и любопытна ко всему, что ее окружает, и при этом полностью сфокусирована на благополучии Джози. Ради нее она готова на очень и очень многое. В критической ситуации Клара полагается на помощь солнца, убежденная, что оно может помочь всем. Но поможет ли оно ей спаси свою подругу? Эта светлая, красивая история-притча поднимает много значимых тем. Мы читаем ее, чтобы поговорить об отношениях между искусственным интеллектом и человеком, о взрослении, о сопереживании и отчуждении, о вере в чудо, о цене прогресса. Мы также поговорим о том, как автор помогает нам увидеть реальность странным и неожиданным образом.
Тоника: В июне мы читаем роман “Клара и солнце” лаурета букеровской и нобелевской премий Кадзуо Исигуро. Клара - искусственный интеллект в форме андроида ИП (индивидальная подруга), она рассказывает нам свою историю, начиная с того, как ее покупают в магазине для девочки-подростка Джози. Смотреть на мир глазами андроида одновременно и странно, и очень интересно. Клара еще не опытна и суть увиденного не всегда ей понятна. Поэтому, следуя за ее мыслью, мы то и дело пытаемся разгадать, о чем она говорит, и иногда попадаем в такое же затруднение, как она. Этот мир будущего непрост - новая этика, новые ценности, новые социальные классы, новые проблемы. Хотя проблемы нам знакомы - одиночество, несправедливость, сомнение в своих решениях, потерянность. Клара наблюдательна и любопытна ко всему, что ее окружает, и при этом полностью сфокусирована на благополучии Джози. Ради нее она готова на очень и очень многое. В критической ситуации Клара полагается на помощь солнца, убежденная, что оно может помочь всем. Но поможет ли оно ей спаси свою подругу? Эта светлая, красивая история-притча поднимает много значимых тем. Мы читаем ее, чтобы поговорить об отношениях между искусственным интеллектом и человеком, о взрослении, о сопереживании и отчуждении, о вере в чудо, о цене прогресса. Мы также поговорим о том, как автор помогает нам увидеть реальность странным и неожиданным образом.
Тоника: Мой выбор модератора сложился на следующих посылках: 1. У книги интересная судьба - роман стал популярен во многих странах лет 50 спустя после своего первого издания, а при жизни автора большого интереса не вызвал. 2. Главный герой - профессор литературы американского университета. Захотелось почитать историю, где литература что-то значит в жизни людей. 3. В рецензиях писали, что это история, где главный герой не проживает никаких больших приключений, вызовов, глобальных побед или поражений, то есть история не «героическая», не масштабная, книга про «заурядность», но при этом она все равно дает читателю пишу для переживаний и ощущение цельной судьбы. Захотелось попробовать и такую историю.
Тоника: Мой выбор модератора сложился на следующих посылках: 1. У книги интересная судьба - роман стал популярен во многих странах лет 50 спустя после своего первого издания, а при жизни автора большого интереса не вызвал. 2. Главный герой - профессор литературы американского университета. Захотелось почитать историю, где литература что-то значит в жизни людей. 3. В рецензиях писали, что это история, где главный герой не проживает никаких больших приключений, вызовов, глобальных побед или поражений, то есть история не «героическая», не масштабная, книга про «заурядность», но при этом она все равно дает читателю пишу для переживаний и ощущение цельной судьбы. Захотелось попробовать и такую историю.
Книги-номинанты
Они проиграли свои голосования и не обсуждались, но плохими от этого не стали. Клик по плюсу откроет вам анонс, написанный одним из модераторов клуба.