Уголовный процесс — это состязание, в котором выигрывает тот, кто убедит суд в виновности или невиновности обвиняемого. Непростая задача для адвоката. Лишь один-два процента дел заканчиваются оправдательным приговором. Причин такой статистики много и одна из них — защитники не умеют писать понятные убедительные тексты.
Дело Михаила было первым в моей уголовной практике. Изучив и проанализировав десятки томов с доказательствами, я понял, что клиент невиновен. Осталось убедить в этом следствие и суд.
Вместе с Михаилом мы разработали стратегию защиты, и я начал писать первое ходатайство. Получилось не меньше тридцати страниц двенадцатым шрифтом, без разрывов между абзацами, без списков, заголовков и подзаголовков. Словом, как обычно пишут уголовные адвокаты. Я был горд — основательный документ вышел, объемный! Итог через 3 дня — «в ходатайстве отказать».
Прошел месяц — меня так и не услышали. Настало время просить о помощи старших коллег — к делу подключился опытный юрист Сергей. Прочитав заявления, жалобы, он сказал: «Ты хорошо разобрался, выбрал правильную позицию для защиты. Но что с твоими процессуальными документами? Никто не будет вникать в эти "простыни" — все свалено в кучу». Он указал на важность структуры в тексте. Объяснил, что писать надо понятно — главная мысль, аргументы не должны быть сокрыты в глубинах. Не надо долго запрягать и умничать.
Помню, я очень удивился. Оказывается, заумь не помогает, а мешает. Разрыв шаблона и новый взгляд на то, как работать с текстом, чтобы был результат.
«Дорога в тысячу ли начинается с первого шага», — говорил Лао-цзы. В тот день начался мой путь. Это путешествие похоже на войну, где мой главный враг — я сам. Иногда думаю: «Не капитулировать ли?» Но что-то не дает остановиться, я продолжаю идти, затачивая перо.
Когда берусь за текст, первым делом всматриваюсь в читателя. Чем больше я пишу, тем требовательнее он становится. Отглагольное существительное — прочь; перекрученные причастные и деепричастные обороты — вырезать «по самые запятые»; не видно главной мысли — вытащить на поверхность!
Как я буду писать дальше и буду ли? Есть ли жизнь после курса Тимура Аникина?
Я выхожу из аудитории уже во второй раз и не удивляюсь появившейся вновь татуировке: «Я знаю, что ничего не знаю». Мышцы ноют, как после тяжелой тренировки — знак хороший. Жизнь есть! Наставник показал технику, поделился опытом. Мне осталось лишь правильно распорядиться знанием.
После пяти месяцев судебных баталий Михаил вернулся домой, к семье. Стоит ли практиковаться и улучшать свои тексты дальше? Как показывает этот случай, — да!